Оригинальный текст и слова песни Конец прекрасной эпохи:
Потому что искусство поэзии требует слов,
я -- один из глухих, облысевших, угрюмых послов
второсортной державы, связавшейся с этой, --
не желая насиловать собственный мозг,
сам себе подавая одежду, спускаюсь в киоск
за вечерней газетой.
Ветер гонит листву. Старых лампочек тусклый накал
в этих грустных краях, чей эпиграф -- победа зеркал,
при содействии луж порождает эффект изобилья.
Даже воры крадут апельсин, амальгаму скребя.
Впрочем, чувство, с которым глядишь на себя, --
это чувство забыл я.
В этих грустных краях все рассчитано на зиму: сны,
стены тюрем, пальто; туалеты невест -- белизны
новогодней, напитки, секундные стрелки.
Воробьиные кофты и грязь по числу щелочей;
пуританские нравы. Белье. И в руках скрипачей --
деревянные грелки.
Этот край недвижим. Представляя объем валовой
чугуна и свинца, обалделой тряхнешь головой,
вспомнишь прежнюю власть на штыках и казачьих нагайках.
Но садятся орлы, как магнит, на железную смесь.
Даже стулья плетеные держатся здесь
на болтах и на гайках.
Только рыбы в морях знают цену свободе; но их
немота вынуждает нас как бы к созданью своих
этикеток и касс. И пространство торчит прейскурантом.
Время создано смертью. Нуждаясь в телах и вещах,
свойства тех и других оно ищет в сырых овощах.
Кочет внемлет курантам.
Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав,
к сожалению, трудно. Красавице платье задрав,
видишь то, что искал, а не новые дивные дивы.
И не то чтобы здесь Лобачевского твердо блюдут,
но раздвинутый мир должен где-то сужаться, и тут --
тут конец перспективы.
То ли карту Европы украли агенты властей,
то ль пятерка шестых остающихся в мире частей
чересчур далека. То ли некая добрая фея
надо мной ворожит, но отсюда бежать не могу.
Сам себе наливаю кагор -- не кричать же слугу --
да чешу котофея...
То ли пулю в висок, словно в место ошибки перстом,
то ли дернуть отсюдова по морю новым Христом.
Да и как не смешать с пьяных глаз, обалдев от мороза,
паровоз с кораблем -- все равно не сгоришь от стыда:
как и челн на воде, не оставит на рельсах следа
колесо паровоза.
Что же пишут в газетах в разделе "Из зала суда"?
Приговор приведен в исполненье. Взглянувши сюда,
обыватель узрит сквозь очки в оловянной оправе,
как лежит человек вниз лицом у кирпичной стены;
но не спит. Ибо брезговать кумполом сны
продырявленным вправе.
Зоркость этой эпохи корнями вплетается в те
времена, неспособные в общей своей слепоте
отличать выпадавших из люлек от выпавших люлек.
Белоглазая чудь дальше смерти не хочет взглянуть.
Жалко, блюдец полно, только не с кем стола вертануть,
чтоб спросить с тебя, Рюрик.
Зоркость этих времен -- это зоркость к вещам тупика.
Не по древу умом растекаться пристало пока,
но плевком по стене. И не князя будить -- динозавра.
Для последней строки, эх, не вырвать у птицы пера.
Неповинной главе всех и дел-то, что ждать топора
да зеленого лавра.
И.Бродский декабрь 1969
Перевод на русский или английский язык текста песни - Конец прекрасной эпохи исполнителя Александр Васильев:
Because the art of poetry requires words
I - one of the deaf, bald , sullen Ambassadors
second-rate powers associated with this -
not wanting to rape his own brain,
himself giving clothes, go down to the shop
for an evening paper .
Wind blows the leaves . Old light bulbs dim glow
in these sad edges , whose motto - win mirrors
with the assistance of puddles creates the effect of abundance.
Even thieves steal an orange, an amalgam of scratching .
However, the feeling with which you look at yourself -
I forgot that feeling .
In these sad all edges designed for winter : dreams,
the walls of prisons , coats ; Toilet brides - White
New Year , drink , second hands .
Passerines sweaters and dirt on the number of bases ;
Puritan customs . Underwear. And in the hands of violinists -
wooden warmers .
This region is motionless . Introducing the gross
iron and lead, stunned tryahnesh head
But recall the former power on bayonets and Cossack whip .
But eagles sit like a magnet to iron mixture .
Even the wicker chairs kept here
bolt and nut.
Only fish in the seas know the price of freedom ; but
muteness makes us like to create your own
labels , and desks . And the space sticks price list.
Time created death. Needing bodies and things ,
properties of both , it is looking for in raw vegetables .
Kochety heed Glockenspiel.
Live in an era of achievements , with the sublime in nature,
unfortunately difficult. Beauty dress lifted up ,
see what he wanted , and not new wonderful diva .
It is not that there Lobachevsky firmly blyudut ,
but push the world must somewhere be narrowed , and then -
here end prospects.
Whether the map of Europe agents stole authorities
eh five sixths of the world's remaining parts
too far. Whether a certain fairy godmother
practice witchcraft on me , but I can not run away .
Cahors pour myself - not to cry as a servant -
yes I scratch Kotofei ...
Whether a bullet in the head , as if the finger of Errors ,
whether to pull out of here by sea new Christ .
Yes, and it does not mix with the drunken , Ninny from frost,
locomotive with the ship - still does not burn with shame :
as the canoe on the water, not leave a trace on the rails
the wheel of a steam locomotive .
What the newspapers in the & quot; out of the courtroom & quot ;?
Sentence was carried out . Glancing here ,
man in the street will see through his glasses in a tin frame,
as a man lying face down a brick wall ;
but not asleep. For the squeamish bonce dreams
perforated right.
Vigilance this era roots woven into those
times , unable in his total blindness
distinguished from the fall out of cradles dropped platforms.
Ferruginous Chud on death does not want to look .
It's a pity , saucers full, not only with someone vertanut table ,
to ask from you, Rurik .
Vigilance these times - this vigilance to things impasse.
Not on the tree spread wisely stuck yet
but spit on the wall. And do not wake the prince - a dinosaur .
For the last line , oh, do not snatch a bird feather .
Defiant and head of all the cases , that wait for the ax
yes green laurel.
Brodsky December 1969